— Как я могу быть уверен в ее лояльности ОСН, а не Алому Кругу и Дому Феникса?
— Это не ваша забота, — резко ответил Шреддер.
— В самом деле не уверен? — тихо спросила Кайндел, и по реакции главы дружины поняла — она права, предполагая, что он неплохо осведомлен обо всех подробностях ее конфликта с прежними сторонниками. И его слова — всего лишь слова, то есть некое подобие оружия в споре.
Он задумался ненадолго, а потом резко махнул рукой.
— Ладно, идем.
Где-то здесь у них, должно быть, имелся вполне приличный закуток для встреч и переговоров. Об этом говорило хотя бы то, как спокойно и понимающе отреагировали на жесты Владимира присутствующие поблизости девушки: они оставили свои дела, сорвались с места и кинулись куда-то — то ли угощение готовить, то ли ковры расстилать. Предводитель дружины тоже ненадолго удалился, наверное, проследить, чтобы раскатали именно те ковры, которые нужно, а Шреддер с Кайндел и Романом остались одни.
Не совсем одни, конечно. В замке было тесно, это чувствовалось сразу. Девушка припомнила то, что прежде читала о средневековой жизни, и мысленно улыбнулась. Замок, построенный несколько веков назад, годился, конечно, лишь для тогдашней жизни, а не современной. Спали наши предки по пятьдесят человек в одной зале, вповалку, на матрасах, на соломенных тюфяках, на чем попало. Конфликт двух противоположностей — желание разместить на ничтожно малом пространстве земли, обнесенном каменной стеной (ведь возводить неприступные стены из камня — не в носу ковырять), как можно больше людей и провизии для них — примирялся с неприхотливостью прежних поколений.
Теперь же в этих стенах жили совсем другие люди с совсем другими привычками. Большинство из них еще совсем недавно обитало в благоустроенных квартирах, многие вообще имели отдельные комнаты, и жить здесь вдесятером в небольшом закутке, не иметь ничего действительно своего, кроме котомки с вещами, оказалось невыносимо тяжело. И вот тогда-то стали появляться скромные дощатые хижинки на стене, перегородки, дополнительные перекрытия в залах с высокими потолками, и даже, как обнаружила Кайндел, когда ее проводили во внутренний дворик, к донжону, некоему предприимчивому малому пришла в голову мысль соорудить небольшую супружескую спальню из бойницы, благо, ее размеры соответствовали средней комнатушке в «хрущевке».
— Объясни мне, почему ты заговорила о каких-то предложениях этого… коменданта?
— Чтобы его немного смутить, — спокойно ответила девушка. — Чтобы понять, что в действительности у него на уме.
— Поняла?
— Конечно.
— И что же?
— Ему нужна помощь ОСН, в первую очередь с продовольствием, но и от военной помощи он бы не отказался. А поскольку он умный человек, то понимает — ничего бесплатно не дается. Отсюда неизбежно следует вывод: он надеется поторговаться и выторговать побольше. А для этого решил занять позицию обвинителя. Все просто.
— Гм. И откуда ты это взяла? Прочитала по глазам?
— И по мимике.
— Хорошо. Просто прекрасно! Но на будущее запомни: ты можешь «смущать» клиента лишь в том случае, когда я дам тебе понять, что это нужно сделать. Дисциплину никто не отменял, кем бы ты ни являлась и какими бы способностями ни обладала.
— Согласна. Но тогда и вам, господин офицер и куратор, надо обучиться работать с таким инструментом, как я.
Роман тихонько фыркнул в кулак. Эйв нахмурился, но потом, подумав пару мгновений, махнул рукой и сам усмехнулся.
Владимир, решив какие-то принципиальные вопросы со своими людьми, обернулся и сделал визитерам приглашающий знак.
Гостей провели на крыльцо донжона, а оттуда — в коридор, который прежде вел в музей, а теперь, похоже, был единственным местом в замке, не загроможденном личными вещами. Поэтому здесь поставили небольшой стол, накрытый вышитой скатертью с едва различимыми пятнами, несколько сборных стульев и кресел, а Шреддера немедленно усадили на почетное место рядом с окном. Кайндел присела на край стула по соседству с ним и опустила глаза. Она чувствовала, что ее взгляд нервирует Владимира, а этого она не хотела. Тем более что ей совсем не обязательно было смотреть на него, чтобы чувствовать, искренен он или не совсем.
На стол поставили кое-что из простенькой еды — сало, жареную свинину, картошку и почему-то тушеную морковь. А потом, поколебавшись, небольшой бочонок пива литров на десять (как раз из тех, что доставлялись в прибранном к рукам грузе) и нарезанную грудинку. Шреддер не моргнул глазом, спокойно подставил предложенную ему деревянную кружку под струю пива, с довольным видом отхлебнул.
— А неплохо. Сто лет уже не пил. Все коньяк да водка… Однако у вас неплохая свининка, надо признать, и сало отличное, слоистое. Я знаю, мне прабабка в свое время рассказывала, что именно вот такое сало — высший класс.
Владимир глянул пронзительно сначала на офицера, а потом и на Кайндел. Она почувствовала его взгляд, посмотрела в ответ. Их безмолвный диалог, конечно, никто не услышал, да и не мог услышать, однако для девушки он прозвучал, словно раскат грома — где уж там пропустить мимо сознания. И, может быть, некоторые оттенки этого невербального общения предводитель дружины пропустил, однако часть все-таки уловил и он.
«Если я захочу что-то скрыть от него, то смогу скрыть и от тебя тоже», — подумал мужчина.
«Попробуй», — сверкнули глаза девушки.
«К тому же на все, чего я хочу добиться, я и мои люди имеем полное право даже без всяких договоров…»
«Против этого мне нечего возразить», — ответила Кайндел, уже приблизительно зная, чего именно он будет добиваться.